Конституционно-правовые ценности: история и география некоторых лингвоантропологических аспектов

Культурный мир людей насыщен представлениями о том, как в той или иной ситуации должен вести себя свободный человек, с кем ему следует водить дружбу, на что он может опереться и на что рассчитывать. Примеров этому много как в повседневной действительности, так и в художественной литературе. В стихотворной обработке одной ингушской сказки, сделанной в начале 60-х годов прошлого века поэтом Х. Ш. Муталиевым (1910 - 1964 гг.), мы видим сценарий классического спора волка и ягненка, закончившийся полным фиаско сильного: волк бит призванным на помощь волкодавом. Мораль сказки мы видим в утверждении лисы, о том, что кто хозяин поляны она поняла, когда увидела глаза волкодава, блестевшие сквозь плотные заросли кустарника, которым ей как свидетелю «правоты» волка предстояло клясться. Особо следует отметить радость лисы, что она не погибла за неправое волчье дело. Именно в словах лисы мы видим, не только призыв бороться за правду, но и мудрость, что для этого нужны силы, зовущие за собой колеблющихся. Основные составляющие произведения – воля, сила, умение. Воля сопротивляться, силы противостоять, умение вести за собой (или идти за кем-то). То есть все то, что необходимо, чтобы сформировать команду, поскольку, без команды единомышленников или без волшебного помощника герой сказок обречен.

Главная идея произведения, торжество силы права над правом сильного, резко противостоит мысли И. С. Крылова «у сильного всегда бессильный виноват», с которой еще с советских времен, человек знакомиться раньше, чем начинает осознавать чего бы то ни было, то есть со школьной скамьи. (Заметим в скобках: именно на эту скамью общество, если хочет иметь в перспективе множество реально функционирующих неформальных негосударственных институтов, должно обратить, на наш взгляд, очень серьезное внимание. К сожалению, пока этого не происходит, даже, более того, многое происходит как раз наоборот.)

Нужно ли говорить, что отдельно взятый человек, оказавшийся один на один с государством, много мельче, того ягненка, который вышел победителем в споре с волком. Нужно ли говорить, что, если в обществе дела построены правильно, то государство в нем выполняет, в том числе и в первую очередь, специфическую функцию волкодава, которая обеспечивается исключительно угрозой гнева оракул, т. е. отзыва мандата гаранта конституции как писаного документа, и лишь в исключительных случаях требует вмешательства «тяжелой артиллерии».

Так вот Конституция это такой документ, который у неопределенного множества людей (граждан и не граждан, своих и чужих) не оставляет сомнения, что правду можно доказать, что ее можно утвердить, что ею не только можно, но и должно жить. В этом высшая ценность конституции, осознанная людьми, конечно, задолго до появления писанных ее вариантов, которыми живут большинство современных государств. На наш взгляд, универсальная ценность конституции как политико-правового документа состоит в том, что она сама по себе не оставляет какого-либо сомнения в предустановленности надконституционных, национальных правил.

Такая установка освобождает исследователя от необходимости сравнивать те или иные конституции с точки зрения их большей или меньшей оптимальности, большего или меньшего совершенства, она ориентирует его на поиск, несомненно, существующих ее связей с самыми общими принципами, характерными любой этнической или субэтнической культуре или структуре, основанной на этических нормах и принципах. Но сама по себе никакая конституция не содержит в себе эти начала. Тогда, где же они, где происходит искривление сознания, формирование и навязывание структур, не всегда адекватных и правильных?

С момента своего возникновения человеческое общество является самоорганизующейся системой. У него есть как постоянные свойства, а значит и характеристики, так и изменяющиеся, привносимые, временные. Понятно, что чем выше уровень этой постоянной величины (константы), тем выше стабильность общества. Если мы хотим, поколебать эту стабильность, то следует, всего-навсего покусится на эту составляющую.

Мудрые правители во все времена умели осторожно обращаться в первую очередь именно с этой составляющей, там, где они этого не делали, происходили различные катаклизмы, социальные потрясения.

Постоянное чередование стабильности и чехарды во власти, можно сказать в головах правителей, однажды привели народы к осознанию необходимости произвести бумажную запись основных посылов, обеспечивающих, по мнению их самых умных представителей, возможность жить в условиях предсказуемого миропорядка, в условиях чего только и возможна сама личность, основной микроэлемент социальной системы.

Так и появилась писаная конституция, бумажная запись о том, как и, главное, для чего, формируется власть, где и сколько она функционирует.

Конечно, общества к осознанию этой необходимости подходили не все вместе, а врозь, что было обусловлено многими обстоятельствами и не в последнюю очередь размерами территории, которую члены той или иной группы, осознающей себя более или менее однородной, занимали в силу наследственного права или завоевания. Конечно, рано или поздно все пошли путем записи своих самых важных общественных постулатов на бумаге, выстроив тем самым длинную очередь тех, кто сумел получить самые ценные ценности из чьих-то рук вместе с различными откровениями об их полезных свойствах, и тех, кто не сумел или не успел это сделать. Никогда еще никакие скрижали не были предметом такого ажиотажного спроса. Конечно, тот, кто встал в эту очередь слишком поздно, не сумел разобрать или понять, что означают эти новые скрижали, а то он их и вовсе не получил, до поры до времени.

Так одни народы, политические общности получили реально действующие на долгую перспективу политико-правовые документы, конституции. У других те же документы с тем же названием оказались фиктивными, кратковременными. Это не значит, что за право иметь общий список предварительно оговоренных обязательств власти перед обществом одни народы боролись с меньшим остервенением, другие с меньшим. В настоящее время уже практически все государства, а в федеративных государствах, и многие их субъекты, имеют свои конституции. Правда, в жизни народов этих государств они играют не всегда одинаковую роль, и уж тем более не все они отвечают требованиям высоких принципов, в них провозглашенных.

Конечно, двойственность какого-либо общественного явления, с одной стороны его утверждение, а с другой отрицание, прямое либо косвенное, пронизывает всю историю общественных отношений с момента своего возникновения. Так, например, еще из Истории Армении Мовсеса Хоренаци (V – начало VI вв.) мы узнаем, что один из ближайших потомков Ноя, Хайк, был активным противником единоличной власти и выступал против могучих героев, стремившихся к ней. Когда род человеческий распространялся по всей шири земли, в знак протеста против жесткой единоличной власти тирана Бела Хайк снял своих людей, несколько сот человек, и ушел в другие края, где нашел поселившихся ранее там людей. Возможно, Мовсес Хоренаци говорит об исторически первом, разделении по социальному принципу, произошедшему среди ближайших потомков Ноя. Если это так, то надо полагать, что Хайк, противник жесткой единоличной власти, нашел или учредил здесь другую форму правления. Как бы то ни было примечательно, что армянский историк в поисках начал различных форм правления уходит так далеко.

Даже в одном этом факте достаточно основания, признать деление народов на тех, кто успел в своем продвижении по освоению базовых ценностей, и тех, кто опоздал, условными. Ведь начала такого рода деления людей и народов восходит к временам самым отдаленным, вглядываясь куда мы видим только одну единственную фигуру, наделенную неограниченными полномочиями единоличного правителя. Это фигура патриарха Ноя. Указующий перст одного только Ноя был наделен такой всемогущей силой, что никто, решительно никто (и как далеко до него даже тому же Моисею), не ставил под сомнение то, что от Него исходило. Одним словом, Ной был единоличным правителем и в этом качестве безукоризненным авторитетом, чего нельзя сказать ни о ком другом, кто был после него. Но и он, наверняка, был обременен необходимостью, обсуждать и согласовывать предварительно те или иные решения. Что касается его потомков, причем с самого первого поколения, они уже обременены не только необходимостью, но и обязанностью принимать согласованные решения. Таким образом, мы видим начала иной, отличной от указующего перста Ноя, простой до примитивности в силу своей естественности по строению, структуре, методам осуществления власти, формы, в роли которой выступает центр, где происходит согласование принимаемых решений. Потом, по прошествии много времени они, эти центры, получат разные названия, но они, именно они, эти далекие формы согласования различных решений, касающихся общих интересов, а не какие-то другие, являются далекими прообразами современных парламентов.

Первым зафиксированным во всемирной истории законотворческим органом считается Совет четырехсот. Он был введен законами афинского правителя Солона еще в VI веке до н. э. Совет четырехсот (затем по реформе преемника Солона Клисфена «Совет пятисот») - прообраз будущего парламента, который свое начало берет с 1265 г., когда в Англии был учрежден специальный государственный орган, названный французским словом parlement. Однако, нельзя считать ни прообразы парламентов, ни сами парламенты институтами характерными только определенному периоду времени, определенным территориям, этническим, политическим и иным группам. Так, например, у свеонов Диоскуриады был соответствующий орган. Еще Страбон указывал, что «…у них есть царь и совет из 300 человек».

Диоскуриада находилась на месте современного города Сухума в Абхазии. Считается, что город был основан в VI веке греками из Милета. Также считается, что свеоны стоят у истоков генезиса северных народов. Например, современных шведов. Страбон, мать которого была родом из кавказского племени цанов или чанов (Сваны; Шоане – населенный пункт горной Ингушетии, отсюда родом современные ингушские Шанхоевы – Шоанахой), ссылался, в частности, на слухи, что в Диоскуриаде живет то ли 70, то ли 300, говорящих на разных языках, народов. Конечно, сам источник информации Страбона с такими «точными» данными («то ли 70, то ли 300 народов»), говорит о многом, но отрицать культурное взаимодействие Греции, Кавказа, Скандинавии мы не можем. Испанские кортесы, французские штаты и другие законодательные органы, получившие общее название во всех странах мира - парламент, появились не как следствие заимствований, возникших вдруг не из чего, различных институтов, они - продолжение древней традиции, говорящей, в том числе и о контактах между теми или иными территориями, народами, культурами.

Уже давно и почти единодушно говорят, что «парламент» в переводе с французского означает «говорильня». Однако такое утверждение - большое заблуждение, если бы даже можно было согласиться с появлением этой «говорильни» на почве французской лексики. Во-первых, во многих языках мира достаточно слов, которые могут претендовать на такую же специфическую роль, что и «парламент». Таковы, например, паге, курултай, альтинг, вече, представляющие соответственно греческий, тюркский, скандинавский, славянский миры. Но никакой из них нельзя назвать таким некорректным по отношению к парламенту словом – «говорильня». Этимология этих понятий не оставляет сомнения в их принадлежности одному лексическому ряду, разумеется древнему. Более того, сам «парламент» из того же ряда. Во-вторых, «говорильня» не содержит в себе сколько-нибудь верной характеристики содержания и сути государственного органа, скрывающегося под названием парламент. Множество аналогий различных государственно-правовых понятий, известных кавказским языкам, говорят об этом. Таковы, скажем, греческие и кавказские понятия: «пагаса», «паге», «пок», «пхьег1а», «пэк1у».

Дифференцированный подход к народам, имеющих в арсенале своей истории необходимые социальные базовые ценности и их не имеющих, которого придерживаются, скажем, современные конституционалисты, был бы, может быть, правомерен, если бы сами эти базовые ценности были изобретены вместе с их облачением в письменную форму. Что, естественно, неверно, как неверно и то, что приведенные нами термины, обозначающие отдельные, ключевые, аспекты конституционного права, конституционные институты, появились в обозримые времена.

Широкий географический и самый разнообразный этнический охват этих понятий говорит практически сам за себя и современная юридическая наука, и, особенно, наука конституционного права, не может не учитывать это разнообразие.

Исследованию проблем этого свойства, на наш взгляд, могли бы помочь специфические данные смежных научных дисциплин, например, юридической лингвистики. Пока отечественные достижения в этой области более чем скромные и скорее посвящены более чужой, чаще французской, общественно-политической лексике, чем своей, отечественной. И выполнены эти работы в основном специалистами в области филологии, а не права. Обращает на себя внимание и отсутствие справочной литературы. Естественно, что различные отраслевые справочные издания, в том числе и по конституционному праву, не совсем удовлетворяют потребности исследователей.

Насколько актуальна эта тема исследования хорошо видно на примере прошедшей 29-31 января 2008 года на филологическом факультете МГУ имени М. В. Ломоносова VI международной научной конференции «Языковые контакты в аспекте истории». На третий день работы конференции был представлен доклад Н.В. Смирновой (Мурманск) «О формировании правовой терминологии в русском языке XVIII века».

На этом фоне особенной новизной и актуальностью отличается диссертационная работа миасского филолога Л. В. Поповой , языковым материалом для которой послужили законодательные и канцелярские официально-деловые тексты. Правда, и эта работа, как и многие другие, не выходит за рамки традиционной «русской юридической терминологии XVIII века». В этих условиях проблема генезиса русской правовой культуры, процесса развития русского юридического языка, конечно, все еще остается актуальной.

Однако, все это может стать предметом научного рассмотрения, в первую очередь не вошедшей еще в обиход отечественной науки понятия правовой или юридической лингвистики, в рамках которой на Украине, например, вот уже несколько лет проводятся серьезные научные исследования, в том числе и защиты диссертаций по различным отраслям права.

У Сергея Кара-Мурзы есть интересные суждения о том как «…в Новое время, в новом обществе Запада естественный язык стал заменяться искусственным, специально создаваемым. Теперь слова стали рациональными, они были очищены от множества уходящих в глубь веков смыслов. Они потеряли святость и ценность (приобретя взамен цену). Это был разрыв во всей истории человечества. Ведь раньше язык, как выразился Хайдеггер, «был самой священной из всех ценностей»».

Интересно в свете этих рассуждений утверждение нынешнего заместителя главы Администрации Президента РФ, что новый российский «…демократический порядок происходит из европейской цивилизации. Но при этом из весьма специфической российской её версии. Он жизнеспособен в той мере, в какой естественен, то есть национален. Если не отрицает русскую политическую культуру, а принадлежит ей и развивается не вопреки, а вместе с ней» .

Чтобы понять смысл и значение конституционных ценностей общества, представляется необходимым более углубленное изучение «самой священной из всех ценностей». Только на этой основе «русская политическая культура» сможет использовать свою интегрирующую мощь в полную силу, а там, глядишь, и исследователи перестанут считать ее жалкой копией, непонятно какой, но все же, родной, хотя и чужой, культуры.

Яндиев М.А. Конституционно-правовые ценности: история и география некоторых лингвоантропологических аспектов//Конституционные ценности: содержание и проблемы реализации. Материалы международной научно-теоретической конференции 4-6 декабря 2008 г.: В 2-х т. т. 1./под ред. Н.В. Витрука, Л. А. Нудненко. - М.: Росийская академия правосудия, 2009. С. 151-159.

[1] Подр. об этом см.: Панюшкин В. Песнь обреченного. Экономическая интерпретация русской народной сказки «Колобок»//«Ведомости» от 05.10.2007, №188.

[2] Полководец Кир (VI век до н. э.), поставил жителей города эллинского Киму перед выбором: либо выдать ему правителя Лидии Пактия, либо подвергнуться осаде. Кимейцы обратились к оракулам за советом. Те ответили: выдать. Однако как потом оказалось, оракулы хотели, чтобы кимейцы таким образом скорее погибли, «чтобы… впредь не приходили вопрошать оракул о выдаче молящих о защите» (См.: Геродот. История//Историки античности. В 2-х томах. Том 1. Древняя Греция. М.: Изд-во «Правда», 1989. С. 96-97).

[3] Подр. см., например: Ескина Л.Б. Конституционная реформа в России: кризис или очередной этап? // Известия ВУЗов. Правоведение. 2001. № 2. С. 6.

[4] Подр. см.: Виноградов В.Б. Тайны минувших времен. М.: Мзд. «Наука», 1966. С. 119.

[5] Страбон. География в 17 книгах. «XI, II, 19».

[6] Например, в скандинавской «Саге об Инглингах» этот народ назван – свеи.

[7] Подр. об этом см.: Гайсинский А. Аланы. Вандалы. Свевы/«Дарьял». 2005. №2.

[8] В этой «говорильне» слышится надменный смех персиянина Кира, заявившего представителю Спарты, что он не боится «…людей, у которых посреди города есть определенное место, куда собирается народ, обманывая друг друга и давая ложные клятвы» (См. См.: Геродот… С. 95).

[9] Подробнее эти и другие аналогичные понятия автором рассмотрены в отдельной монографии. См.: Яндиев М. А. Древние общественно-политические институты народов северного Кавказа. М.: УРСС, 2007.

[10] Подр. см.: Трухина Н.Н., Смышляев А.Л. Хрестоматия по истории Древней Греции. М., 2000. С. 111.

[11] Еще Я. Потоцкий в 1798 году называет «пок» родом собрания выборных (см.: Кажаров В. Х. Адыгская хаса. Из истории сословно-представительских учреждений феодальной Черкесии. Нальчик, 1992. С. 9.

[12] Кажаров В.Х. Адыгская Хаса… С. 15.

[13] См., например: Войцеховская Э. А. К вопросу изучения французской общественно-политической лексики второй половины XVIII в. Дис… канд. филол. наук. М., 1974; Будагов Р. А. Развитие французской политической терминологии в 18 веке. М.: «Добросвет», 2002.

[14] См., например : Благова Н. Г. Становление русской юридической терминологии в начальный период формирования национального языка: Дис. ... д-ра филол. наук. Мурманск, 2002; Лыкова Н. Н. Генезис языка права (на материале фр. и рус. док. 10 – 15 в.). Тюмень: ТГУ, 2005; Малюкова Е. В. Юридическая терминология в системоцентрическом и антропоцентрическом аспектах. Дис... канд филол. наук. Бийск, 2005; Смольников С. Н. Функциональные аспекты исторической антропонимики (на материале деловой письменности Севера XVI-XVII веков): дис... доктора филологич. наук. СПб., 2005.

[15] Одну такую работу мы все же можем назвать: Российская государственность в терминах: 9-нач. 20 века. Словарь. М.: Крафт, 2001.

[16] Попова Л. В. Русская юридическая терминология XVII века в структурно-семантическом и лингвокультурологическом аспектах. Миасский филиал Челябинского гос. у-та. 2007

[17] Подр. см.: Ю. Ф. Прадид. Юридическая лингвистика в Украине: вчера, сегодня, завтра/В сб. ст.: Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права. Сборник статей. Барнаул: АлтайГУ, 2004.

[18] Сергей Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием (Интернет. ЭВ книги).

[19] Сурков В. Русская политическая культура. Стенограмма лекции, прочитанной 8 июня 2007 года в Президиуме РАН//Стратегия России. 2007. №7.